Но была у меня с ним, кроме рассказанных повторных встреч, — типа встреч, одна-единственная — неповторившаяся. Меня, как всегда, заманивают в Валериину трехпрудную комнату, но не один кто-то, а много, — целый шепчущий и тычущий пальцем круг: тут и няня, и Августа Ивановна, и весной, с новой травой возникающая сундучно-швейная Марья Васильевна, и другая Марья Васильевна, с лицом рыбы и
странной фамилией Сумбул, и даже та портниха, у и от которой так пахнет касторкой (кумачом) — и все они, в голос...
Николай Никанорыч живет у них вторую неделю, во флигеле. Он — землемер. Фамилия его Первач. Такая
странная фамилия! Она его спросила как-то: «что значит первач?» И он ей объяснил, что так называется какая-то мука, — пшеничная, кажется. Этот Первач — красив, даже очень красив — брюнет, волосы вьются, бородка клинышком и на щеках коротко подстрижена. Одевается «шикозно».
По бокам парадного крыльца медные и эмалированные дощечки извещали черными буквами, что в доме этом обитают люди
странных фамилий: присяжный поверенный Я. Ассикритов, акушерка Интролигатина, учитель танцев Волков-Воловик, настройщик роялей и починка деревянных инструментов П. Е. Скромного, «Школа кулинарного искусства и готовые обеды на дом Т. П. Федькиной», «Переписка на машинке, 3-й этаж, кв.
Неужели же старик мог надо мной насмеяться?» Так восклицал Митя, шагая в свою квартиру, и уж, конечно, иначе и не могло представляться уму его, то есть: или дельный совет (от такого-то дельца) — со знанием дела, со знанием этого Лягавого (
странная фамилия!), или — или старик над ним посмеялся!
Неточные совпадения
Я забыл сказать, что он ужасно любил и уважал свою
фамилию «Долгорукий». Разумеется, это — смешная глупость. Всего глупее то, что ему нравилась его
фамилия именно потому, что есть князья Долгорукие.
Странное понятие, совершенно вверх ногами!
Один из них, по
фамилии Беспалов, строит на своем участке большой двухэтажный дом с балконом, похожий на дачу, и все смотрят на постройку с недоумением и не понимают, зачем это; то, что богатый человек, имеющий взрослых сыновей, быть может, останется навсегда в Рыковском в то время, как отлично мог бы устроиться где-нибудь на Зее, производит впечатление
странного каприза, чудачества.
Что касается
фамилий, то по какой-то
странной случайности на Сахалине много Богдановых и Беспаловых.
Всех дербинцев, в том числе и самих Емельянов Самохваловых, забавляет эта
странная и очень сложная комбинация обстоятельств, которая двух человек, живших в разных концах России и схожих по имени и
фамилии, в конце концов привела сюда, в Дербинское.
Был знаком один молодой и
странный человек, по
фамилии Птицын, скромный, аккуратный и вылощенный, происшедший из нищеты и сделавшийся ростовщиком.
На днях у меня был Оболенский, он сын того, что был в Лицее инспектором. Вышел в 841-м году. Служит при Гасфорте, приезжал в Ялуторовск по какому-то поручению и, услышав мою
фамилию, зашел навестить меня. С ним я потолковал о старине. Он нашел, что я еще мало стар; забросал я его вопросами местными, напомнил ему, что он жил с отцом во флигеле в соседстве с Ротастом. Тогда этот Оболенский несознательно бегал — ему теперь только 32 года. — Только
странный какой-то человек, должно быть вроде своего отца.
И к довершению всего,
фамилию он носил какую-то
странную: Набрюшников.
— Я согласен, что
фамилия твоя отчасти
странная, — продолжал я в совершенном недоумении, — но ведь что ж теперь делать? Ведь и у отца твоего была такая ж
фамилия?
Все мы, конечно, были знакомы г-ну Шмиту. Он был истинный артист своего дела и знал студентов не только по
фамилиям, но и по степени их аппетита и по их вкусам. Меня всегда забавляло
странное сходство толстого и некрасивого немца с его субтильной и хорошенькой дочкой. Когда он смеялся, широкий рот раскрывался до ушей, и он становился похож на толстую лягушку… Девушка казалась мне теперь маленьким головастиком…
Наутро город встал как громом пораженный, потому что история приняла размеры
странные и чудовищные. На Персональной улице к полудню осталось в живых только три курицы, в крайнем домике, где снимал квартиру уездный фининспектор, но и те издохли к часу дня. А к вечеру городок Стекловск гудел и кипел, как улей, и по нем катилось грозное слово «мор».
Фамилия Дроздовой попала в местную газету «Красный боец» в статье под заголовком: «Неужели куриная чума?», а оттуда пронеслось в Москву.
У Ивана Иваныча была довольно
странная, двойная
фамилия — Чимша-Гималайский, которая совсем не шла ему, и его во всей губернии звали просто по имени и отчеству; он жил около города на конском заводе и приехал теперь на охоту, чтобы подышать чистым воздухом.
Я ехал с товарищем — поляком из ссыльных. Он участвовал в известном восстании на кругобайкальской дороге и был ранен. Усмиряли их тогда жестоко, и у него на всю жизнь остались на руках и ногах следы железа: их вели в кандалах без подкандальников по морозу… От этого он был очень чувствителен к холоду… И вообще существо это было хлипкое, слабое — в чем душа, как говорится… Но в этом маленьком теле был темперамент прямо огромный. И вообще весь он был создан из
странных противоречий…
Фамилия его была Игнатович…
Странное слово! Прожил я на земле ровно восемь лет и три месяца, но ни разу не слыхал этого слова. Что оно значит? Не есть ли это
фамилия хозяина трактира? Но ведь вывески с
фамилиями вешаются на дверях, а не на стенах!
Придя в кабинет и начавши соображать, он тотчас же вспомнил, как года полтора назад он был с женой в Петербурге и завтракал у Кюба с одним своим школьным товарищем, инженером путей сообщения, и как этот инженер представил ему и его жене молодого человека лет 22–23, которого звали Михаилом Иванычем;
фамилия была короткая, немножко
странная: Рис.
Ошеломленные этим именем и
фамилиею давно уже считавшейся мертвою несчастной девушки, и муж и жена фон Зееманы молча и пытливо взглянули на сообщившего эту
странную весть Зарудина.